(Продолжение статьи. Начало - по ссылке Симбирский «Робин Гуд». Часть 1)

Бой с тенью

Начальник охраны Лесо-Матюнинского винзавода товарищ Глухов 17 августа 1920 года получил тревожное сообщение о том, что в селе Осока, что километрах в десяти, бандой Ухачева взяты подводы, на которых она якобы направляется в Лесное Матюнино. Это известие не могло не насторожить заводскую охрану, уже имевшую печальный опыт встречи с ухачевцами, которые тремя месяцами раньше – 13 мая – обезоружили ее без единого выстрела. На этот раз решили не оплошать и, готовясь дать отпор, были начеку. Однако ночь на 18 августа прошла спокойно А, вот следующая…

Красноармеец Сенгилеевской караульной роты двадцатитрехлетний Григорий Николаевич Романов стоял на посту у каменной кладовой, охраняя находившуюся там цистерну со спиртом, когда около часу ночи заметил в темноте человеческую фигуру, двигавшуюся к посту со стороны леса. Ни роста, ни внешности, ни того, было ли что-то у фигуры в руках, часовой в темноте не разглядел. Только – силуэт. Точнее, тень.

Когда до нее осталось несколько десятков шагов, Романов, как и положено, крикнул: «Стой! Кто идет!?». Однако ни этот окрик, ни два последующих никакого действия не возымели – силуэт продолжал приближаться. И тогда, в полном соответствии с уставом часовой выстрелил. Но не попал. Тень в ответ тоже трижды пальнула, и тоже промазала – пули просвистели у красноармейца над головой. Упав на землю, он опять несколько раз нажал на курок. Ночной гость же больше стрелять не стал, а бросился в сторону винзавода и скрылся в кустах.

Неподалеку от Романова, по другую сторону кладовой со спиртом, шагах в десяти от нее стоял еще один часовой – двадцатидевятилетний Андрей Гордеевич Бетов из села Горюшки той же волости. Он услышал, как товарищ трижды крикнул: «Стой! Кто идет!?», а также последовавший выстрел и тоже пальнул наугад, в сторону леса. Потом со стороны Романова громыхнуло еще трижды. В отдалении хлопнула дверь – это из караулки выбежала караульная команда. Рассыпавшись в цепь, она залегла за фундаментом, оставшимся от какого-то строения шагах в тридцати от спиртовой кладовой и дала три залпа в темноту.

Когда наступила тишина, начальник охраны Герасимов поднялся на ноги и направился было в сторону постов, чтобы узнать живы ли часовые. Но, сделав несколько шагов, споткнулся о человека, лежавшего на земле на правом боку и сжимавшего в правой же руке винтовку. Осветив тело спичкой, Герасимов увидел, что человек мертв – пуля попала ему прямо в лоб и снесла половину черепа. Тем не менее начкар узнал убитого – это был никакой не бандит, а… разводящий караула Титавин.

Утром 19 августа фельдшер местной больницы, осмотрев труп, установил, что погибшего сразила пуля, выпущенная из трехлинейки. У Романова была винтовка системы Гра. А вот у Бетова – как раз трехлинейная. Да и тело лежало шагах в двадцати от его поста, хотя Бетов утверждал, что не стрелял в ту сторону, где был обнаружен погибший.

Перебирая в памяти события прошедшей ночи, красноармейцы вспомнили, что на крики и выстрелы первым из караульного помещения выбежал именно Титавин, а уже потом, по команде «В ружье!» – все остальные. Выходит, выбежал и нарвался на шальную пулю.

К такому же выводу пришел и Начальник милиции 6 района Сенгилеевского уезда Шиков, проводивший дознание по поручению заведующего Секретно-Оперативным отделом Симгубчека Погоновского. В его заключении от 1 октября 1920 года сказано, что «красноармеец Титавин по неосторожности во время тревоги убит одним из часовых, в темноте ночи принявших Титавина за злоумышленника», которого, кстати, на самом деле никто не видел, кроме Романова вроде бы заметившего некую тень. А был ли таковой на самом деле, или явился плодом воображения красноармейца, взбудораженного ожиданием бандитского нападения, так и осталось неизвестным.

Шестого ноября того же года дело о гибели разводящего было прекращено по амнистии.

Что касается Ухачева, то на Матюнинском винзаводе ни в ту ночь, ни позже он не был.

Я вам пишу…

Впервые в эпистолярном жанре на криминальном поприще Никита Ухачев попробовал себя еще в самом начале разбойничьей карьеры, когда о своем намерении сдаться он сообщил председателю Баевского сельсовета Новикову запиской, переданной через односельчан. Однако, как мы помним, первый блин вышел комом и на какое-то время Ухачев от переписки с властью отказался.

Возобновилась она, скорее всего, осенью 1920 года, когда неуловимый до селе атаман, видимо, стал понимать, что кольцо сжимается и бандитский Фарт вот-вот его покинет.

Сохранившиеся в архиве письма Ухачева написаны карандашом на листочках разного размера крупным, размашистым, неустоявшимся, а потому трудно разборчивым почерком. Видно, что автору куда привычнее сжимать в руке винтовку, чем карандаш, а составление небольшого, сумбурного текста сгоняет с него семь потов.

Содержание всех посланий, по сути, одинаковое – Ухачев утверждает, что поймать его чекисты все равно не смогут. Но выражает готовность сдаться, однако требует гарантий того, что его простят и не расстреляют. Взамен предлагает в разных вариантах свои услуги по поимке оставшихся бандитов. Пишет, что если даже его возьмут и расстреляют, то оставшиеся сообщники продолжат грабить и убивать, потому что поймут – им терять нечего. Эти мысли в различных вариациях и сочетаниях повторяются в каждом его письме.

«Товарищи красноармейцы! – пишет он в одном из первых посланий[1]. – Сколько вы ловите, но меня не поймаете. Только мучаете людей и мою семью. Извиняюсь товарищи перед вами. Если вы мне простите свою вину, то я сам явлюсь и выловлю всю банду. Ну, хотя вы меня поймаете и расстрелять дадите мне казнь, только меня одного. После меня надеяться больше. А если вы меня простите, то я обязуюсь привести вам всю банду. Это вам будет польза. А если вы меня расстреляете, то только меня одного. Да и все товарищи и давно бы явился. Но боюсь. Я тоже такой же, как и вы, но меня заставил Совет так сделать. Это Вам выясню после. Но только я, товарищи, прошу Вас, если Вы простите, то чтобы расписались не только из Симгубчека, но, чтобы из Центральной власти. А я обязуюсь изловить банду. Как и я изо всего Казанского округа или вы меня расстреляете, то никогда не решите, никогда банду никто не явиться. Только будет размножаться. А мне простите, то который сам явиться, остальных я переловлю. А у вас только расстрел. Это только размножает число банд – каждый бандит от расстрелу бежит в лес. А как который в лесах, ему необходимо грабить, во-первых, надо ему есть, дальше одежду, обувь и на табак. А где же ему взять?

Товарищи, обратите внимание на тех людей, кои попадают (неразборчиво) я не зайду, то всех надо стрелять, тогда надо всех к ряду. В настоящий момент каждый согласиться, только дай каждому… Но, тов. если заденете мою семью, то вам несдобровать. Вы – наших, а мы – ваших. Н. Ухачев».

Приведенное письмо – самое длинное и в какой-то степени «программное». Следующие – много короче и содержат, главным образом, те или иные предложения по конкретным поводам. Например, о порядке сдачи атамана властям. В нем он предлагает провести это мероприятие «скрытно, а иначе дело не выйдет, потому что иначе мне никто не доверится. А если так явлюсь, чтобы никто ничего не слыхал, я тогда всю банду выловлю», но при условии, «чтобы ни одному не был расстрел».

В другом Ухачев сообщает, что опасается сдачи, поскольку боится, что его будут бить, и просит не делать этого, обещая не сопротивляться. В противном случае, «если вы будете бить да зевать, тогда я вам ничего не скажу, только поплачусь своей шкурой», – пишет он.

В отличие от первой, вторая попытка затеять переписку, оказалась успешной. Во всяком случае, она стала взаимной.

В архиве частично сохранилось одно из ответных посланий. Оно не датировано и не подписано (возможно, и то, и другое остались на утраченных частях листа). Но, скорее всего, его автором является на тот момент помощник заведующего секретно - оперативным отделом Симгубчека Крутилин.

Во всяком случае почерк документа тот же, которым заполнены протоколы допросов, проводившихся этим чекистом. Послание было получено адресатом 4 февраля 1921 года через Кузоватовский волисполком.

«Твое письмо получено, – пишет чекист. – Да, действительно, с твоим мнением я согласен в связи с происшествиями за последнее время – за январь и этот месяц. Мне пришлось напасть на след, которым раскрыта часть твоих людей, участвовавших совместно с тобой, а также и твоих участников в укрывательстве тебя.

Ухачев, подумай хорошенько над этим вопросом. Людей, которых мы ловим, даже может быть, и мелкие воришки. Но мы все-таки причисляем их к твоей группе. Но это еще пустяк. Терпение людей неповинных происходит теперь уже тебя самого. Гоняем людей и лошадей по селам, арестовываем подозрительных людей, и эта страда продолжается уже 1 год и 9 месяцев.

Из твоего письма видно, что ты боишься казни, расстрела и побоев. Да, это заявляет тот человек, который не (неразборчиво) от своих действий. Если у этого человека является сознание явиться добровольно с повинной, то, значит, еще существует старая пословица - Повинного не секут. А вот поэтому предлагаю тебе с твоими товарищами явиться добровольно, признаться в своих преступлениях… Войдем в контакт совместной с нами и знай, тебе мы даем честное слово, что не тронем тебя и твоих людей даже пальцем…

… и после представят мне, где будет представитель центра. Только исполняй приказания караула, а то могут застрелить.

В штабе наши переговоры останутся в тайне. Красноармейцы у нас верные, ни слова не вынесут на волю.

Тебе нечего объяснять все подробно. Ты сам не глуп и видишь хорошо. Сам отлично можешь отличить черное от белого. Мы в настоящее время не расстреливаем. Тебе это может передать твой любой посредник.

Да, для чего расстреливать, когда уже военное положение снято, остался лишь только один фронт, это – борьба с разрухой сельскохозяйственной, где требуется много людей, знающих свое дело. Так для чего губить другие жизни, когда они могут принести больше пользы для страны и устроить для себя спокойную зажиточную жизнь. Если и были твои люди расстреляны до настоящего времени, то только потому, что Россия была на военном положении. А в настоящее время мы уже приступили к мирному строительству. Фронта нет и не стало (неразборчиво).

Да, здравствует человечество (неразборчиво)».

Трудно сказать, насколько твердыми были гарантии, обещанные Ухачеву и его сообщникам в случае их добровольной сдачи. Одно можно утверждать точно: анализ приговоров, выносившихся в то время Симбирским революционным Трибуналом, показывает, что они были вполне гуманными и крайне редко заканчивались словом «расстрелять». Зато сплошь и рядом к осужденным применялись амнистии, которые ВЦИК объявлял едва ли не каждые полгода. Так что шанс остаться в живых у бандитов был, и шанс вполне реальный. Однако Ухачев им не воспользовался.

Позже на суде он скажет, что писем с гарантиями он не получал.

Впрочем, переговоры о сдаче не отвлекали его от основной его деятельности. А уголовный розыск – от своей.

Утром 14 сентября в Старой Ерыкле четверо сотрудников Симгуброзыска обнаружили двух бандитов, скрывавшихся во дворе местного жителя Жирякова. Однако взять их без шума не получилось. В завязавшейся перестрелке погиб сотрудник угрозыска Журавлев и один из бандитов - Петр Жиряков. А второй скрылся. Но спокойно в селе было недолго. В ночь с 7 на 8 октября там опять появились бандиты, и опять пролилась кровь – были убиты местные жители Иван Федорович и его сноха Анна Семеновна Сирикины. Кроме того, разграблена потребительская лавка, а у заведующего винзаводом отобрано имущество на 507000 рублей.

В три часа ночи 11 октября Ухачев и его банда совершили налет на Собакаевский волостной Совет. А спустя ровно месяц –11 ноября – лично атаман Ухач на пару с Сергеем Бугровым ограбили совхоз при с. Беклемишеве, где похитили полтора миллиона рублей, тушу свиньи и лошадь. Последнюю бандиты бросили в лесу, где она была найдена и возвращена в совхоз...

Без сна и отдыха.

Начало нового, двадцать первого, года ознаменовалось резким ростом бандитской активности в уездах, где оперировала шайка Ухачева. При этом далеко не всегда сразу удавалось понять, кто именно совершил то или иное преступление – то ли ухачевцы, то ли люди Карандина, то ли некая «третья сила» - «самоорганизовавшиеся» бандиты из местных жителей и беглых дезертиров. Впрочем, для милиционеров и чекистов особой разницы не было.

В ночь с 17 на 18 января в Старой Ерыкле четверо неизвестных напали на дом сотрудника оперштаба Симгубчека Дмитрия Сорокина. Далеко за полночь двое незваных гостей тихо обошли избу, перелезли через изгородь и, оказавшись у заднего окна, стали громко в него стучаться. А двое других ломились в «парадную» дверь, требуя их впустить.

Видимо они не знали, что кроме хозяина, в помещении находился его родной брат Михаил – фронтовик, недавно вернувшийся из германского плена. И пока один из братьев общался с пришедшими через окно, второй заряжал винтовку.

- Кто такие? – спросил Дмитрий, стоя в простенке.

- Не узнал? – раздалось снаружи. – Сосед твой Жиряков. Вот хочу спросить, зачем вы, Сорокины, считаете нас - Жиряковых, врагами?

- А как же не считать, если вы на мою семью нападаете? – Ответил сотрудник оперштаба. – И почем мне знать, что ты – Жиряков, а не бандит какой. В темноте-то не видать. Выйди на свет да покажи свою личность. Вон окошко светиться, к нему подойди и поговорим.

Но разговора не вышло – едва ночной гость показался в тусклом квадратике света, как грянул выстрел. Пуля, метко выпущенная Михаилом, разнесла мерзлое стекло и наповал сразила стоявшего на улице человека. Сквозь разбитое окно, вместе с зимним холодом в дом ворвались звуки быстро удалявшихся шагов. Дмитрий выбежал на крыльцо и, чтобы поднять тревогу, несколько раз выстрелил в морозное ночное небо. Однако село не проснулось.

Убитым действительно оказался сосед Сорокиных Жиряков, рядом с телом которого лежала заряженная винтовка.

Когда утром на место происшествия прибыл начальник милиции второго района Акимов, след ночных гостей уже простыл, в самом прямом смысле – их напрочь замел прошедший ночью буран. Удалось лишь установить личности двоих из трех нападавших. Это был некто Ильичев, а также человек, которого, по словам свидетелей, бандиты называли то ли Ухачевым, то ли Ухановым.

А тело убитого и обнаруженное при нем оружие начальник милиции передал Уполномоченному Симгучека по поимке бандитов.

Той же ночью в селе Старотимошкино, отстоявшем от Старой Ерыклы километрах в тридцати, были ограблены сельский мулла Мустакасимов и бывший фабрикант Юсуп Акчурин. У первого взломали кладовую, похитив два сундука с вещами, у второго забрали много разной мануфактуры, одежду, белье, предметы домашнего обихода и 80000 рублей наличными.

Прошло всего четверо суток и – новое ЧП. Около двух часов ночи 23 января в селе Смольково, что всего в десяти километрах от Старотимошкино, вооруженная банда подломала два крестьянских амбара, но была замечена крестьянами и стала уходить. Началась погоня, в ходе которой в Бештановке (ныне Заречное), где пытались скрыться бандиты, ими был убит один из преследователей – Филипп Смолин.

Во второй половине дня в село прибыл начальник милиции района Буянов с группой милиционеров. По горячим следам они задержали не установленного на тот момент подозрительного гражданина и жителя села Ивана Богатырева, у которого при обыске изъяли две винтовки и часть похищенного имущества. По словам крестьян, промышлял подозреваемый не один, а с сыном Степаном. Но того дома не было и где он находится, никто не знал. В том числе и отец.

Отыскался Богатырев-младший ближе к вечеру. Его привел домой… волостной милиционер Пименов из села Белое Озеро.

Оказывается, на сельской улице бандита опознал оказавшийся там некий житель Бештановки, который тотчас же прибежал в волсовет и сообщил об этом Пименову. Выйдя на крыльцо, милиционер окликнул подозрительного парня, но тот бросился бежать. Страж революционного порядка вскочил на лошадь и устремился в погоню, призывая беглеца остановиться и стреляя в воздух. Погоня закончилась в заснеженных камышах, куда в конце концов юркнул бандит, и где милиционер его вскоре обнаружил.

В ходе дознания выяснилось, что отец и сын Богатыревы уже арестовывались бештановской милицией по подозрению в вооруженном ограблении, но сбежали из арестного помещения, после чего Степан скрывался

На допросе Богатырев-младший также рассказал, что, кроме их с отцом, в шайке состоял также житель Акшуата Карсунского уезда Филипп Попов. Оцепив его дом, милиция обнаружила там не только самого хозяина и его сестру, но и двух братьев Юдиных, у одного из которых была винтовка. Однако он ею не воспользовался и отдал без сопротивления.

Но самое важное, что удалось узнать от задержанных, так это то, что в налете на Смольковку участвовал сам Никита Ухачев, и что именно он застрелил преследовавшего бандитов Филиппа Смолина.

Что ж, и на этот раз неуловимому атаману удалось уйти – Фортуна все еще оставалась к нему благосклонна, чем он беззастенчиво пользовался: в ночь на 28 января ухачевская банда совершила второй налет на эстонцев Дурасовского хутора, первый раз подвергшихся разграблению еще 27 апреля. Теперь обошлось без крови. Зато награбленное вывозили аж на семи подводах.

Последний бой.

Начался февраль. Чекистско-милицейская хватка на горле банды становилась все крепче. Одного за другим отряды брали бандитских пособников и разоряли разбойничьи схроны с награбленным. Так, второго и третьего февраля в Акшуате Водорацкой волости сенгилеевская милиция арестовала восьмерых местных жителей во главе с Никоном Назаровым, а в его дворе обнаружила потайную яму с награбленным. Кроме того, арестованные указали еще один тайник – замаскированную землянку в лесу. Но, главное, назвали имена известных им бандитов. Всего набралось 24 человека: шестеро в Баевке, девять – в Акшуате, двое – в Тимошкино и четверо – в Бештановке. Именно в последней, во дворе одного из бандитских пособников раскопали очередной схрон, добром из которого нагрузили семь подвод.

А спустя несколько дней сам главарь едва не попался в руки некоего чекиста, уполномоченного начальником уездного политбюро[2] Райсом на розыск и задержание бандитов. Свое имя в рапорте начальству этот сотрудник почему-то не указал, зато подробно изложил не только обстоятельства неожиданной встречи, но и приметы Ухачева.

В тот день – седьмого февраля ­– Кузоватовский совет выделил «секретному» чекисту сани с кучером – молодухой Марусей, на которых тот и отправился искать бандитов из Кузоватово в Баевку. До села оставалось верст семь, когда на дорогу перед лошадью из леса вышли трое мужиков, тянувших за собой лыжи на бечевке. Чекист, сидевший спиной к вознице, заметил их только когда сани остановились. Поравнявшись с ними, троица, выглядевшая вполне мирно, обступила повозку, и один с улыбкой спросил «кучершу»: «Кого везешь, Маруся?». Та что-то промямлила, но незнакомцев ее ответ, видимо, удовлетворил. Во всяком случае, они разрешили женщине ехать дальше, а сами словно растворились в заснеженной чаще.

Проехав саженей десять, возница вдруг взмахнула кнутом и опрометью погнала лошадь подальше от места неожиданной встречи.

– Кто это? – поинтересовался пассажир. Но Маруся ответила не сразу. Смертельно испуганная, она лишь через какое-то время смогла, наконец, тихо выдавить из себя всего одно слово: «Ухачев».

Преследовать бандитов чекист даже не попытался. Зато позже описал наружность неуловимого главаря: «выше среднего роста, широкоплечий, вид южный, т.е. лицо черное, скулы широкие, похожие на калмыцкие и клином сходятся к подбородку, глаза не разглядел».

Второй бандит, одетый в дубленую шубу, был очень высокого роста, «а дикое продолговатое» лицо украшала редкая борода. Третий – маленького роста, смуглый.

Между тем, пока «секретный» чекист катался по уезду в поисках бандитов, те сами объявились в Кузоватово. Здесь двое красноармейцев, охранявших местную водокачку, Ухачева опознали. И, видимо, помня о печальной судьбе своих предшественников из разоруженного им караула, не стали вступать ни в какие разговоры с бандитами, а просто швырнули им под ноги бомбу. Но та почему-то не взорвалась. А вот Ухачев не промахнулся, его винтовка осечки не дала и оба бойца погибли на месте, став последними жертвами бандита.

Прошла примерно неделя и утром 19 февраля в Чертановку, где стоял продотряд во главе с волостным военным комиссаром Андреевым, прибежал эстонец Сарбу с Михайловского хутора. Отдышавшись, он сообщил, что ночью на них напала неизвестная банда, все разграбила и еще до рассвета ушла. К месту происшествия венком отправил начальника отряда Постанина. Вдвоем с потерпевшим они обнаружили на снегу следы саней, которые вели в Валуевку (село недалеко от Кузоватово), а там – прямо ко двору местного жителя: пятидесятилетнего крестьянина Шепелева. В результате короткого, но интенсивного допроса хозяин признался, что у него под хлевом вырыта потайная землянка, чтобы прятать в ней хлеб. Но в данный момент там скрываются бандиты – Ухачев и двое его подручных.

Выяснив это, Постанин тут же послал нарочных – одного в Чертановку за своим отрядом, другого – потерпевшего Сарбу – в село Дворянское, в оперативный штаб ГубЧК. Гонец примчался прямо на квартиру к начальнику штаба – помощнику заведующего секретно – оперативным отделом Симгубчека Крутилину, где сбивчиво рассказал о случившемся.

Крутилин тут же отправил вестового к начальнику второго района Сенгилеевской уездной милиции Акимову, находившемуся здесь же, в Дворянском, а сам, взяв четверых своих бойцов-чекистов, во главе этого небольшого отряда помчался в Валуевку. Туда же вскоре отправился и начальник милиции с четырьмя милиционерами.

К моменту их прибытия в селе уже сосредоточились продотрядники – 23 штыка. Они укрывались за домами, но никаких действий пока не предпринимали. По команде Крутилина, возглавившего операцию, красноармейцы, чекисты и милиционеры рассыпались в цепь и залегли, взяв в кольцо стоявший на окраине села хлев с подземным бункером. При этом милиционеров и продармейцев чекист разместил на флангах, сам же со своими бойцами занял позицию прямо напротив землянки, что называется, в лоб. Последовала команда «огонь». Бандиты тоже ответили выстрелами. Интенсивная перестрелка продолжалась около двух часов, без особого, впрочем, результата с обеих сторон.

Убедившись, что ружейный огонь в данном случае бесполезен, а лобовая атака приведет, с одной стороны, к большим потерям, а с другой, не позволит взять бандитов живыми, Крутилин приказал привести хозяина хлева, и когда того доставили, велел ему подобраться к землянке, пробить в ее крыше дыру и крикнуть в нее, чтобы бандиты сдавались. Старик все выполнил в точности, но подземелье молчало. Тогда в землянку через пролом одна за другой полетели три бомбы.

Когда дым от взрывов рассеялся, вновь последовало предложение сдаться. На этот раз Ухачев отозвался, крикнув, что они будут отстреливаться до последнего патрона. Снова затрещали выстрелы и загрохотали взрывы.

Когда через несколько минут звуки боя вновь стихли, из-под земли раздался приглушенный крик, сообщавший о том, что бандиты готовы прекратить сопротивление, но под гарантию Крутилина, что их не прикончат на месте.

– Кто здесь находится? – спросил снизу Ухачев.

– Постанин и Крутилин, – ответил начальник продотряда.

– Подойдите ближе, – раздалось из пролома. Оба осторожно приблизились к дымящейся дыре. Переговоры длились около получаса и закончились тем, что снизу на почерневший снег одна за другой вылетели три винтовки, два револьвера системы «Наган», две бомбы и несколько патронов. Потом показались и сами бандиты – Никита Ухачев по кличке Ухач, Василий Макаров, он же – Ланец и Кирсанов, кличка не известна. Их тут же взяли под усиленную охрану и по распоряжению Крутилина отправили в Дворянское, в оперативный штаб Симгубчека, вместе с изъятым оружием и другими вещественными доказательствами.

Впереди были следствие, суд и приговор.

[1] Стиль, орфография и пунктуация сохранены.

[2] Подразделение районной милиции, по сути являвшееся уездным отделением ГубЧК.

(Окончание статьи - по ссылке Симбирский «Робин Гуд». Часть 3)

Владимир Миронов

Источник фото